Нездешний - Страница 37

— Теперь и ты заговорил о себялюбии, отец настоятель. Тогда скажи мне вот что: если мы, священники, должны всячески избегать себялюбия, почему мы тогда позволяем Братству убивать нас? Если самопожертвование предполагает отказ от чего-то ради помощи ближнему, то сопротивление Братству как раз и будет самопожертвованием. Мы не желаем воевать, мы желаем умереть — стало быть, сражаясь, мы жертвуем собой и помогаем сохранить жизнь невинных.

— Уйди прочь, Дардалион! Ты осквернен столь сильно, что не в моей слабой власти помочь тебе.

— Тогда я буду сражаться один, — холодно поклонившись, объявил Дардалион.

Священники расступились перед ним, и он прошел, ни на кого не глядя и наглухо отгородившись от их чувств. Он перешел через мост и остановился, глядя на струи ручья. Ему больше не было неловко в доспехах, и бремя свалилось с его души. Потом он услышал шаги и увидел священников, идущих к нему по мосту, — все они были молоды. Первым шел плотный, коренастый юноша с яркими голубыми глазами и коротко остриженными белокурыми волосами.

— Мы хотим поговорить с тобой, брат, — сказал он. Дардалион кивнул, и пришедшие полукругом расселись около него на траве. — Меня зовут Астила. Мы, присутствующие здесь, давно ж дали тебя. Ты согласен открыть нам свое сознание?

— С какой целью?

— Мы хотим понять твою жизнь и происшедшую с тобой перемену. Проще всего это сделать, прочитав твою память.

— А чистоту запятнать не боитесь?

— Соединенная воля спасет нас, если такая опасность возникнет.

— Тогда согласен.

Священники наклонили головы и закрыли глаза. Дардалион содрогнулся, когда они подключились к его разуму и души их слились воедино. Пестрым вихрем закружились воспоминания. Радости и муки детства. Годы учения. Мечты. Вот вихрь приостановился — наемники снова привязали его к дереву, принялись кромсать ножами, и боль вернулась к нему. А затем...

Нездешний. Спасение. Пещера. Кровь. Свирепый восторг битвы и смерти. Стены Мазина. Постоянная молитва указать путь, не находящая ответа...

Их души вернулись в свои тела, и Дардалион почувствовал дурноту. Он открыл глаза и пошатнулся. Глоток чистого воздуха помог ему прийти в себя.

— Каков же итог ваших изысканий? — спросил он.

— В первый миг кровь Нездешнего глубоко осквернила тебя, — сказал Астила, — поэтому ты изрубил своего противника на куски. Но с тех пор, что бы ни говорил настоятель, ты успешно боролся со злом.

— Так вы не признаете меня правым?

— Нет. И все-таки мы пойдем за тобой. Все пойдем.

— Почему?

— Потому что мы слабы, как и ты. И священники из нас никудышные, несмотря на все наши старания. Исток мне судья — и если он обречет меня на вечную гибель, так тому и быть. Я не в силах больше смотреть, как убивают моих братьев, не могу видеть, как умирают дренайские дети, и готов сразиться с Братством.

— Почему же ты бездействовал раньше?

— На это не так легко ответить. Скажу за себя одного: я боялся стать таким же, как Черные Братья. Я не знал, возможно ли при той ненависти, что снедала меня, сохранить хоть какую-то чистоту, сохранить в себе Бога. Ты сохранил — и я пойду за тобой.

— Нам недоставало вождя, — сказал другой священник.

— Теперь вы его нашли. Сколько нас здесь?

— Вместе с тобой — тридцать.

— Тридцать? Хорошо. Начало положено.

Глава 11

Нездешний отпустил двух служанок, вылез из ванны и стряхнул с себя цветочные лепестки. Потом, обмотавшись вокруг пояса полотенцем, подошел к большому зеркалу и не спеша побрился. Плечо у него болело, и мускулы ныли после битвы у стен Мазина, а на ребрах красовался огромный синяк. Нездешний нажал на него и поморщился. Три года назад такой синяк давно бы уже зажил — а десять лет назад его не было бы вовсе. Время — самый опасный враг. Нездешний посмотрел в свои темно-карие глаза, вгляделся в сетку морщин и в седину, обильно пробивающуюся на висках. Потом его взгляд переместился пониже. Тело у него еще крепкое, но мускулы уже сохнут и скоро будут как веревки. Недолго ему осталось заниматься своим ремеслом.

Он налил себе вина и подержал во рту, смакуя терпкий, почти горький вкус.

Дверь отворилась, и вошел Кудин — маленький, толстый, с блестящим от пота лицом. Нездешний кивнул ему. За купцом шла молодая девушка с охапкой одежды в руках. Она сложила вещи на позолоченный стул и вышла, опустив глаза. Кудин топтался, беспокойно потирая руки.

— Ну что, дорогой мой, — всем доволен?

— Мне понадобится еще тысяча монет серебром.

— Разумеется.

— Мои вклады приносят хорошую прибыль?

— Времена теперь тяжелые, но ты, думаю, не будешь разочарован. Большую часть твоих восьми тысяч я поместил в Венгрии, вложив их в торговлю специями, — на них война не повлияет. Ты можешь получить деньги у Исбаса, в банке города Тиры.

— Чего ты так волнуешься, Кудин?

— Волнуюсь? Да нет, это из-за жары. — Толстяк облизнул губы и безуспешно попытался улыбнуться.

— Меня ищут, верно? К тебе приходили?

— Д-да. Но я ничего им не сказал.

— Разумеется — откуда тебе было знать, где я? Но ты пообещал им дать знать, если я здесь появлюсь, и сказал им о Тирском банке.

— Нет, — прошептал Кудин.

— Не бойся, купец. Я тебя не виню. Ты мне не друг и не обязан рисковать собой ради меня — я этого и не жду. Я бы счел тебя глупцом, если бы ты вел себя иначе. Ты уже сообщил о моем приезде?

Купец плюхнулся на стул рядом с кучей одежды. Лицо у него обвисло, как будто все мускулы перестали действовать разом.

— Да. Я послал гонца в Скултик. Что мне было делать?

— Кто приходил к тебе?