Нездешний - Страница 20

К оглавлению

— И остался им!

— От тебя пахнет смертью. Ты совершил убийство.

— Да. Я убил служителя Зла.

— Кто ты такой, чтобы судить?

— Я не сужу его — его дела говорят сами за себя. Что ты делаешь здесь?

— Мы несем дозор.

— Мы?

— Я и мои братья. Мы должны сообщить господину Эгелю о приближении врага.

— Сколько вас тут?

— Около двухсот. Сначала нас было триста семь, но сто двадцать человек ушли к Истоку.

— Их убили?

— Да, — печально ответил священник. — Убили. Черное Братство уничтожило их. Мы стараемся соблюдать осторожность в своем дозоре, но они быстры и безжалостны.

— Один из них пытался убить меня — и я научился сражаться.

— Каждый сам выбирает свой путь.

— Ты не одобряешь меня?

— Я не вправе одобрять или осуждать. Я не судья тебе.

— Ты думал, я тоже из Братства?

— Да — ведь ты вооружен.

— И все-таки заступил мне дорогу. Отважный же ты человек.

— Я не боюсь того, что меня отправят к моему богу.

— Как тебя зовут?

— Клофас. А тебя?

— Дардалион.

— Да благословит тебя Исток, Дардалион. Но сейчас тебе лучше удалиться. Когда луна достигает зенита, Черные Братья поднимаются в небо.

— Я покараулю здесь с тобой.

— Мне неприятно твое общество.

— У тебя нет выбора.

— Что ж, будь по-твоему.

Они молча ждали, а луна поднималась все выше. Клофас не желал разговаривать, и Дардалион рассматривал лес внизу. Эгель разбил свой лагерь за южной стеной Скарты. Священник видел, как шагают по краю леса часовые. Вагрийцам будет не так легко победить Северного Князя — в Скултике мало мест, где можно дать бой. С другой стороны, если они нападут на здешние города, Эгель сохранит свою армию, но защищать ему станет некого. Те же трудности испытывает Эгель. Оставаясь в лесу, он обеспечивает себе временную безопасность, но выиграть войну не может. Покинуть же Скултик — значит пойти на самоубийство: с его силами даже часть вагрийской армии одолеть нельзя. Остаться — значит проиграть, уйти — значит умереть.

И пока Эгель пребывает в раздумье, на дренайской земле продолжают избивать невинных.

Эти мысли угнетали Дардалиона до крайности, и он собрался уже вернуться в свое тело, когда услышал крик Клофаса.

Обернувшись, он увидел, что священник исчез, а вместо него в воздухе парят пять воинов в черных доспехах, с черными мечами в руках.

В бешенстве Дардалион выхватил свои мечи и бросился на врага. Пятеро не замечали его, пока он не обрушился на них, и двое исчезли сразу, когда серебряные клинки пронзили их астральные тела. Дардалион отразил чей-то удар левым мечом и широко махнул правым. Ярость наделила его быстротой молнии, глаза зажглись огнем. Изогнув правое запястье, он пробил защиту одного из воинов, и клинок пронзил горло врага. Тот исчез. Оставшиеся двое обратились в бегство и устремились на запад, но Дардалион бросился за ними и убил одного над самыми Скодийскими горами. Последний едва-едва успел шмыгнуть в свое тело.

Он открыл глаза и завопил. Солдаты сбежались к его палатке, и он, шатаясь, поднялся на ноги. Рядом с ним лежали мертвыми четыре его спутника.

— Какого черта здесь происходит? — вскричал офицер, расталкивая людей и входя в палатку. Взор его сначала упал на трупы, потом на того, кто остался в живых.

— Священники научились драться, — проговорил тот. Он прерывисто дышал, и сердце у него колотилось.

— Ты хочешь сказать, что их убили священники Истока? Непостижимо.

— Священник был один.

Офицер сделал солдатам знак уйти, и они охотно повиновались. Как ни привыкли вагрийские вояки к смерти и разрушению, Черного Братства они опасались пуще чумы.

Офицер сел на складной полотняный стул.

— Можно подумать, что ты увидел призрак, друг мой Пулис.

— Мне не до шуток. Я едва унес от него ноги.

— Что ж, ты тоже убил немало его друзей за последние месяцы.

— Это верно — а все-таки мне не по себе.

— Да уж. И куда только идет мир, если священники Истока опустились до того, чтобы защищаться?

Воин бросил на молодого офицера гневный взгляд, однако промолчал.

Пулис не был трусом — он доказывал это десятки раз, — но серебряный священник напугал его. Как и многие воины Братства, Пулис не был истинным мистиком и полагался на силу Листа, высвобождающую дух, но тем не менее испытывал порой пророческие озарения. Так было и теперь, с этим священником.

Пулис почувствовал страшную опасность, исходящую от серебряного воина, — она грозила не одному Пулису, но всему его ордену, отныне и во веки веков. Впрочем, это чувство было очень туманным и вряд ли могло называться прозрением. Но что-то все же открылось ему... что же? Пулис лихорадочно рылся в памяти.

Вот оно! Руническая цифра, вспыхнувшая огнем в небесах.

Но что она обозначала? Дни? Месяцы? Века?

— Тридцать, — сказал он вслух.

— Тридцать? — недоуменно повторил офицер. И Пулиса проняло холодом, точно демон прошел по его могиле.

Рассвет застал Нездешнего в одиночестве. Он открыл глаза и зевнул. Это его удивило — он не помнил, как уснул. Но обещание, данное Ориену, помнил. Он потряс головой и огляделся: старик исчез.

Нездешний поскреб щетину на подбородке.

Доспехи Ориена. Экая чушь!

— Эта затея тебя доконает, — прошептал он. Потом старательно наточил нож и побрился. Кожу саднило, но утренний ветерок приятно холодил ее.

Дардалион вылез из балки и сел рядом. Нездешний молча кивнул ему. Священник казался усталым, глаза у него ввалились; на взгляд Нездешнего, он похудел, и в нем произошла какая-то перемена.

— Старик умер, — сказал Дардалион. — Напрасно ты не поговорил с ним.