— Приведи-ка ее сюда, — сказал неизвестный с оттенком скуки в низком глубоком голосе.
— Взять его! — приказал Дектас. Мечи свистнули в воздухе, и пятеро бросились в атаку. Незнакомец быстро закинул плащ за плечо и поднял правую руку. Две черные стрелы, одна за другой, поразили двух нападающих в грудь и в живот. Пришелец бросил свой маленький двойной арбалет и отскочил назад. Один из раненых умер на месте, другой скорчился на коленях.
Незнакомец скинул с себя плащ и выхватил из ножен два черных ножа.
— Ведите лошадь! — скомандовал он.
Двое оставшихся колебались, поглядывая на Дектаса. Черные ножи просвистели по воздуху, и оба упали без единого звука. Дектас остался один.
— Ладно, забирай свою лошадь, — проворчал он, прикусывая губу и отступая в лес.
— Поздно, — ласково сказал незнакомец. Дектас бросился бежать, но от сильного удара в спину споткнулся и зарылся носом в мягкую землю. Опершись на руки, он попытался подняться. “Чем это он меня, — подумал Дектас, — камнем, что ли?” Слабость овладела им, он повалился на землю, мягкую, как перина, и пахнущую лавандой... дернул ногой и затих.
Пришелец поднял свой плащ, отряхнул его от грязи и снова накинул на плечи. Он забрал все три ножа, вытер их об одежду убитых и вытащил стрелы, добив раненого ударом ножа в горло. Под конец он взял арбалет, проверил, не набилась ли грязь в механизм, и пристегнул его к своему широкому черному поясу. Проделав все это, он не оглядываясь направился к лошадям.
— Подожди! — крикнул ему священник. — Развяжи меня. Пожалуйста!
— А зачем?
Священник не сразу нашел, что ответить на этот простой вопрос.
— Я умру, если ты бросишь меня здесь, — сказал он наконец.
— А мне-то что? — Незнакомец прошел к лошадям, убедился, что его конь и поклажа в целости и сохранности, и вернулся на поляну, ведя животное под уздцы.
Он посмотрел на священника, тихо выругался и перерезал его путы. Тот повалился прямо ему на руки. Священника жестоко избили и изрезали ему грудь: мясо свисало с него полосками, синие одежды промокли от крови. Воин перевернул его на спину, разорвал на нем платье и отцепил от седла кожаную флягу. Когда он полил на раны водой, священник дернулся, но не издал ни звука. Воин умелыми руками вернул полоски изрезанной плоти на место.
— Лежи смирно, — велел он и, взяв из седельной сумки иголку с ниткой, принялся зашивать раненому грудь. — Придется развести костер. Ни черта не видно.
Воин разжег огонь и вернулся к своему занятию. Он сосредоточенно щурил глаза, но священник разглядел все же, что они необычайно темные, почти черные, и в них мерцают золотые искры. Воин был небрит, и в его щетине проглядывала седина.
Потом священник уснул.
Проснувшись, он застонал — боль от побоев накинулась на него словно злая собака. Он сел и поморщился, когда натянулись швы на груди. Платье его пропало, рядом лежала одежда, снятая, как видно, с мертвеца — на камзоле запеклась бурая кровь.
Воин укладывал седельные сумки и приторачивал к седлу свернутое одеяло.
— Где мое платье? — спросил священник.
— Я его сжег. — Как ты посмел! Это священные одежды.
— Это синий холст, и ничего больше. В первом же городе или селе раздобудешь себе новый балахон. — Воин присел на корточки рядом с раненым. — Я битых два часа латал твое хилое тело, священник. И мне хотелось бы, чтобы оно пожило еще немного, прежде чем взойти на костер мученичества. По всей стране твоих собратьев жгут, вешают и четвертуют — а все потому, что им недостает мужества скинуть с себя эти тряпки.
— Мы не станем прятаться, — с вызовом ответил священник.
— Значит, умрете все до одного.
— Разве это так страшно — умереть?
— Не знаю, священник, — это тебя нужно спросить. Ты был весьма близок к смерти вчера вечером.
— Но пришел ты и спас меня.
— Я искал свою лошадь. Не вкладывай в это событие особого смысла.
— Значит, лошадь в наши дни ценится дороже человека?
— Она всегда ценилась дороже, священник.
— Я думаю иначе.
— Стало быть, если бы к дереву привязан был я, ты спас бы меня?
— Я попытался бы.
— И нам обоим пришел бы конец. Между тем ты жив, а я, что гораздо важнее, получил назад свою лошадь.
— Я достану себе новое платье.
— Не сомневаюсь. Однако мне пора. Если хочешь ехать со мной — милости прошу.
— Не уверен, что я этого хочу.
Незнакомец пожал плечами и встал.
— Тогда прощай.
— Погоди! — Священник с трудом поднялся на ноги. — Я не хочу показаться неблагодарным и от всего сердца говорю тебе спасибо за помощь. Просто ты, путешествуя со мной, подверг бы себя лишней опасности.
— Как предупредительно с твоей стороны. Ну что ж — смотри сам.
Воин затянул подпругу и сел в седло, расправив позади плащ.
— Меня зовут Дардалион, — сказал священник.
— Ну а я зовусь Нездешним, — опершись о луку седла, проговорил воин. Священник вздрогнул, как от удара. — Ты, я вижу, наслышан обо мне.
— Ничего хорошего я о тебе не слышал.
— Значит, все, что ты слышал, — правда. Прощай.
— Погоди! Я поеду с тобой.
Нездешний натянул поводья.
— А как же опасность, которой я подвергаюсь в твоем обществе?
— Моей смерти хотят только вагрийские захватчики, и у меня по крайней мере есть друзья — а о тебе, Нездешний, этого не скажешь. Полмира только и мечтает плюнуть на твою могилу.
— Утешительно, когда тебя ценят столь высоко. Что ж, Дардалион, — если хочешь ехать, одевайся скорее, и в путь.
Дардалион потянулся за шерстяной рубахой, но тут же отдернул руку. Кровь отлила от его лица.